Система испытывает шок — Немецкие СМИ о Навальном, митингах и власти в России | Учим немецкий по СМИ

Система испытывает шок. Ссылка

Am selben Abend, an dem Alexej Nawalny vor bald zwei Wochen aus Berlin in Moskau eintraf, ­hatte Dmitrij Kisseljow seine wöchentliche Nachrichtensendung. Der Chefpropagandist des Kremls zog darin eine unerwartete Parallele zwischen der Rückkehr des Oppositionspolitikers und der Rückkehr Wladimir Lenins aus dem Exil: 

В тот же вечер, когда Алексей Навальный почти две недели назад прибыл из Берлина в Москву, у Дмитрия Киселева вышла его еженедельная новостная передача. В ней главный пропагандист кремля провел неожиданную параллель между возвращением оппозиционного политика и возвращением Владимира Ленина из ссылки. 

So wie Deutschland 1917 den Revolutionär aus Zürich nach Petrograd geschleust habe, nur um Russland zu schaden, so schleuse es heute Nawalny nach Moskau, behauptete Kisseljow. Dazu zeigte er Filmaufnahmen von deutschen Polizisten, die Nawalny zum Berliner Flughafen brachten. Dass das Attentatsopfer unter Personenschutz steht, sagte er nicht.

Германия в 1917 году забросила из Цюриха в Петроград революционера лишь для того, чтобы нанести России вред. Таким же образом и сегодня она отправляет в Москву Навального, утверждает Киселев¹. При этом были показаны видеофрагменты с немецкими полицейскими, которые сопровождали Навального в берлинский аэропорт. То, что жертва покушения находится под личной защитой, он не сказал.

Es war ein merkwürdig überspannter Vergleich. Lenins Rückkehr 1917 war der Funke für die Oktoberrevolution, seine Ankunft am Finnischen Bahnhof von Petrograd (wie Sankt Petersburg damals hieß) ist ein Schlüsselmoment der russischen Geschichte. Nawalny dagegen wird im Kremlfernsehen (und auch von Kisseljow) bloß abschätzig als »Blogger« bezeichnet. Sollte er also doch mehr sein?

Это было странное, натянутое сравнение. Возвращение Ленина в 1917 году было искрой октябрьской революции, его приезд в Финляндский вокзал Петрограда (как раньше назывался Санкт Петербург) — это ключевой момент в русской истории. Навальный же на кремлевском телевидении (в том числе и Киселевым) пренебрежительно именуется просто “блогером”. Или он является все же чем-то большим?

Russlands Führung weiß derzeit selbst nicht, was sie in Alexej Nawalny sehen soll, eine existenzielle Gefahr oder einen lästigen Wichtigtuer. Es ist eine merkwürdige Unruhe in Wladimir Putins Staat gekommen, seitdem der Mann wieder da ist.

Российское руководство сегодня и само не знает, как им смотреть на Алексея Навального, как на экзистенциальную угрозу или назойливую выскочку. В государство Владимира Путина пришло странное волнение с тех пор, как этот человек вновь вернулся.

Das zeigt erstens die Aufgeregtheit, mit der der Kreml auf Nawalnys Ankunft reagiert hat – sogar der Flugverkehr wurde eigens umgelenkt.

Об этом говорит, во-первых, та взволнованность, с которой Кремль отреагировал на прилет Навального — даже маршрут самолета был специально изменен. 

Es äußert sich zweitens im explosionsartig gestiegenen Interesse der Russen an dem, was Nawalny ihnen zu erzählen hat. Sein zweistündiger Film über ein üppiges Anwesen am Schwarzen Meer, das angeblich Putin gehört, wurde rund 100 Millionen Mal angeschaut. Putin selbst musste ein Dementi formulieren, das freilich verworren und spitzfindig ausfiel.

Во-вторых, это выразилось в огромном интересе русских в том, что Навальный хочет им рассказать. Его двухчасовой фильм о роскошной и, как утверждают, принадлежащей Путину резиденции у Черного моря, был просмотрен около ста миллионов раз. Самому Путину пришлось сформулировать опровержение, которое выглядело, конечно же, сумбурно и изворотливо. 

Und drittens zeigt das die Protestwelle, die soeben durchs ganze Land gerollt ist – und weiterrollen wird. In rund hundert Städten wurde am Wochenende für die Freilassung Nawalnys demonstriert, von Kamtschatka bis Kaliningrad, das ist einzigartig. Fast 4000 Menschen wurden laut einer Schätzung festgenommen. Für Sonntag ist der nächste Protest angekündigt.

В-третьих, это показала волна протестов, которая прокатилась недавно по всей стране и будет катиться дальше. На выходных примерно в сотни городах люди вышли на демонстрации за освобождение Навального, от Камчатки до Калининграда, это что-то уникальное. По подсчетам были задержаны почти четыре тысячи человек. На воскресенье объявлен следующий протест.

[…]

Aber tatsächlich ist die jüngste Protestwelle, in Teilnehmern gemessen, nicht außergewöhnlich. Moskau hat schon deutlich größere Kundgebungen gesehen als jene 20.000 oder 30.000 Menschen, die am Sonnabend auf die Straße gingen.

Но на самом деле последняя волна протестов по количеству участников не является беспрецедентной. В Москве уже проходили гораздо более масштабные митинги, нежели те двадцать или тридцать тысяч человек, которые в субботу вышли на улицы.

[…]

Nicht die Minderheit der Demonstrierenden, sondern die riesige Mehrheit derer, die nicht demonstrieren, entscheidet am Ende über den Fortbestand von Putins Herrschaft. Aber was will diese Mehrheit eigentlich?

Не малое количество демонстрантов, а огромное большинство тех, кто не вышел на демонстрацию, решает в итоге, продолжит ли Путин править. Но что хочет на самом деле это большинство?

Das ist eine schwierige Frage. Putins autoritäres System stützt sich nicht auf die Mobilisierung, sondern auf die Demobilisierung der Massen. Es verlangt von seinen Bürgern keine Loyalitätsbeweise, sondern Stillhalten und das Hinnehmen jener Betrügereien und Ungerechtigkeiten, ohne die das System nicht funktio­nieren kann.

Это сложный вопрос. Авторитарная система Путина базируется не на мобилизации, а на демобилизации масс. Она не требует от граждан доказательств своей лояльности, она требует спокойствия и принятия той лжи и несправедливости, без которых система не может функционировать.

Sicher, die Popularität des Präsidenten ist wichtig für das System; aber noch wich­tiger ist das täglich neu ­erzeugte Gefühl, seine Herrschaft sei letztlich alternativlos. Eine erlernte Hilflosigkeit der Bevölkerung ist die mächtigste Ressource des Putinismus.

Популярность президента, конечно, важна для системы, но еще важнее каждый день вновь и вновь вселяемое чувство, что его правление якобы не имеет никакой альтернативы в конечном счете. Заученное народом осознание своей беспомощности есть самый мощный ресурс путинизма.

¹Цитата из выпуска: “Вообще, ассоциация с пломбированным вагоном, когда чуть более ста лет назад из той же Германии забрасывали в Россию революционный десант, возникает неотступно… и обставлено все так, словно хотят что-то особое учинить”.